Испанская роза - Страница 51

Габриэль двигался медленно, почти лениво, и боль, которую она ощущала в своих чреслах, пожирая ее изнутри, возрастала с каждым его движением. В порыве чувств она приподнималась и снова падала. Она вся горела, охваченная новыми, неизвестными прежде ощущениями. И каждый раз, когда их тела соприкасались, из ее груди вырывался стон, крик — она не знала, как выразить то наслаждение, тот восторг, который бурлил в ней и рвался наружу. И вот, когда Мария уже думала, что сойдет с ума от невыразимого наслаждения, все, что накопилось в глубине ее тела за эти сладостные минуты, взорвалось невероятным исступленным восторгом.

Слабый крик благодарности, похожий на стон, сорвался с ее губ. Она была настолько ошеломлена происшедшим, что, казалось, перенеслась в какое-то другое измерение, не видя и не слыша, что происходит вокруг; и только когда Габриэль освободил ее от тяжести своего тела, Мария понемногу стала возвращаться к реальности. Он ласково обнял ее и поцеловал в лоб. “Может быть, я и пленница, — засыпая думала Мария, — но это такой сладостный плен, о котором я не могла и мечтать”. И словно это было самым обычным для нее делом, Мария придвинулась к Габриэлю и, положив голову ему на плечо, крепко уснула.

Глава 6

Габриэль долго лежал без сна. Невеселые мысли бродили в его голове. Все получилось совсем не так, как он ожидал. После этой ночи Мария не должна была бы испытывать ничего, кроме отвращения, а вместо этого она спокойно спала, доверчиво прижимаясь к нему во сне. Он представлял, что будет ощущать глубокое удовлетворение от того, что добился цели — опозорил и унизил дочь Дельгато. Но этого не было.

Как же так получилось? В какой момент жажда мести сменилась совершенно иным чувством? Когда Пилар сообщила о невинности и неопытности Марии? Или это произошло раньше, когда Мария, убегая от дю Буа, попала ему прямо в руки и он был поражен чувством дикой, неуемной радости, что наконец-то отыскал ее?

Что же таится в Марии такого, отчего она волнует его так, как прежде не волновала ни одна женщина? Он не мог забыть ее с того трагического дня на Эспаньоле, а сегодня благодаря ей достиг наслаждения, какого еще не испытывал.

За свои тридцать четыре года он любил многих женщин, но ни с одной из них не познал того блаженства, какое дало ему это маленькое существо, мирно спящее у него на плече. Даже с Элизабет все было иначе… Он вдруг ощутил странное чувство вины, как будто женщина из рода Дельгато не могла быть желаннее, чем покойная жена. При этой мысли в нем неожиданно вскипела злость.

"Она ведьма, — подумал он. — Ведьма, прикосновение которой заставляет меня забыть обо всем, кроме сладости ее поцелуев, и наслаждения, которое сулит ее прекрасное тело”. Даже сейчас, глядя на нее с раздражением, он чувствовал, как его вновь одолевает желание.

Габриэль мог найти массу оправданий своему поведению, но ни одно из них не устраивало его. Да, она молода, красива, невинна. Он даже готов признать, что лично она не сделала ни ему, ни его семье ничего плохого. Но она из рода Дельгато — а это непростительный грех. Габриэль уверял себя, что, только уповая на доброе отношение испанцев к Каролине, он не был груб с Марией. Но это слабо утешало его. Он понимал, что причина в другом. Поведение Марии тоже оставалось загадкой. Почему она так пылко и страстно отвечала на его объятия и поцелуи?

Она должна была сопротивляться, делать все возможное, чтобы помешать насилию, но она.., своими действиями она только поощряла его. Габриэль сердито посмотрел на Марию, и ему неудержимо захотелось разбудить ее и выяснить, почему все случилось именно так. Если бы он не знал о ее невинности и сам не убедился в этом, то подумал бы, что перед ним просто развратница, которую ничего не стоит возбудить любому мужчине.

Несмотря на все усилия, ему не удавалось до конца постигнуть то, что произошло между ним и Марией, он искал и не находил ответов на мучившие его вопросы, но был уверен, что рано или поздно отыщет их. Главным сейчас было то, что его мечта о мести осуществилась. И если Марии удалось околдовать его, то уничтожить страстное желание отомстить за горе, причиненное Дельгато семье Ланкастеров, она так и не смогла. Его отец погиб от руки ее отца, он лишился жены по вине ее брата, его сестра продана в рабство и, возможно, погибла опять же по вине Диего. Разве не противоестественно, что она спит, доверчиво прижавшись к нему и положив голову ему на плечо? Разве не насмешка над правосудием и справедливостью, что он не только позволяет ей это, но и охраняет ее сон. Еще двадцать четыре часа тому назад он поклялся бы самой страшной клятвой, что скорее ляжет в постель с какой-нибудь ползучей гадиной, чем с Марией Дельгато, и вот теперь они лежат рядом, как муж и жена…

В раздражении и смятении он отвернулся от нее. По-прежнему лежа без сна, он со свойственным мужчинам нелогичностью во всем винил ее. Мария заворочалась во сне и прижалась к нему. Габриэль тяжело вздохнул: он не мог отрицать — ее близость была ему очень приятна, и он ничего не мог с этим поделать. С такими мыслями он и уснул.

Проснувшись утром, Мария обнаружила, что лежит одна на огромной кровати. Она огорчилась и стыдливо покраснела, когда поняла, что хотела бы вновь испытать наслаждения, которые впервые вкусила прошлой ночью. Но, с другой стороны, может быть, это было и лучше. Ей необходимо время и уединение, чтобы разобраться в том, что произошло. Только вчера утром она проснулась и узнала ужасную новость — на город напали пираты; весь день, трясясь от страха, они просидели с Пилар в грязной конюшне; потом она была пленницей какого-то дикаря и грубияна и очень боялась, что он изнасилует ее; но сегодня… Сегодня она встретила новый день с сознанием того, что стала женщиной в руках желанного ей мужчины. Она удовлетворенно потянулась и, ощутив во всем теле сладкую истому, опять покраснела, вспомнив, какое счастье испытала в объятиях Габриэля. Мария ни о чем не жалела, и в это утро казалась себе много старше и мудрее. Она открыла для себя новый, неведомый ей раньше мир чувственных наслаждений, а мысль о том, что существовать в этом мире она будет вместе с Габриэлем Ланкастером, приводила ее в восторг.